Измайлово, часть 2. Сказочный остров Алексея Михайловича Романова.

Первая часть здесь https://froggy-blonda.livejournal.com/110664.html

Вот тут-то и начинается настоящая история Измайлово.
Об Алексее Михайловиче мы обычно знаем только то, что он папа Петра I. Однако, это человек сам по себе интереснейший. Не Петр, а именно он положил начало развитию России. Просто он делал это гораздо тише, не "прорубая окон", а осторожно приоткрывая двери. Россия в то время не просто отставала в своем развитии от Европы, она ОТСТАВАЛА-ОТСТАВАЛА-ОТСТАВАЛА! А Алексей Михайлович очень живо интересовался всеми новшествами, существующими в мире, и пытался завести их у себя в России. Так что Петр в этом отношении был только вторым.

Алексей Михайлович с детства интересовался науками, понятно в кого сын Петр пошел. Впрочем, и не только Петр, а все дети Алексея Михайловича были очень образованы и даже талантливы. Сам он знал несколько языков, обладал литературным даром (написал книгу о соколиной охоте, записки о войне с Польшей, говорят, даже пьесы для театра писал), музицировал, пел. Ну и государственные навыки имел: лично занимался вопросами организации армии, составил Соборное уложение (по нынешним меркам это Гражданский, Уголовный и Налоговый кодексы вместе взятые), постарался упорядочить денежное обращение... много всего. Работоспособность имел поразительную.

В народе Алексея Михайловича прозвали "Тишайшим". Однако, это вовсе не связано с его характером. Характер у него был мягкий и добродушный, но при этом очень взрывной. Мог накричать, собственноручно отхлестать по щекам... а потом слал подарки, просил прощения, и замаливал грехи в церкви. Вообще он был очень богобоязнен, соблюдал все посты.

И вот Алексей Михайлович выбрал Измайлово в качестве этакой опытной станции для всяких новшеств и диковинок, а заодно и "загородной дачи". Для начала соорудили искусственный остров, соединив речку Серебрянку и насколько прудов, образовав Серебряный и Виноградный пруды. Серебряный пруд, как и речка Серебрянка, назывались так потому, что там водилось видимо-невидимо рыбы и в солнечную погоду казалось, что вода блестит серебром от их чешуи.

Попасть на остров было возможно по одному-единственному мосту. Это был уникальный каменный арочный мост 106,5 метров в длину и 10,25 метров в ширину. И это в то время, как вся Россия была деревянная. Этот мост был третьим(?) каменным мостом в Москве и безумно дорогим. К сожалению, он не сохранился, его можно увидеть только на старинных гравюрах.

По этому мосту царский кортеж въезжал на остров. Кстати, это был не просто въезд, это была целая церемония. Только описание кто за кем едет и идет в этой процессии занимало 33 страницы. Царь ехал в середине кортежа. Проехавшие мост, оказывались у Мостовой башни.

Конструкция как она построена, называется "восьмерик на четверике", т.е. внизу 4-угольное строение, на нем 8-угольное. В данном случае было 2 четверика, на которых один восьмерик. В нижнем и втором ярусах Мостовой башни были помещения стрелецких караулен, а сверху на большом четверике - гульбище. По нему "гуляли" с дозором стрельцы.

На "втором этаже" (2-й четверик) проходили заседания Боярской думы, а, говорят, и сам Алексей Михайлович там государственными делами занимался. Ну как минимум по лестнице этой он собственноножно ходил.

Мостовая башня была построена из дорогущего по тем временам кирпича. Причем, поскольку кирпич был не очень долговечным строительным материалом, который от времени разрушается, его защищали, покрыв сверху защитным слоем, оштукатурив. С другой стороны, если просто оштукатурить, будет не видно, что башня дорогая-кирпичная, вот досада. А похвастаться-то хочется. Выход нашли самый простой: поверх штукатурки нарисовали кирпичную кладку.

Рядом с Мостовой башней и одновременно с ней на месте деревянной Покровской церкви (которая была построена Иваном Никитичем в память победы над польскими интервентами) в 1671 году стал строиться каменный Покровский собор. Собор по-царски красивый строился лучшими мастерами своего времени под руководством архитектора Ивана Кузнечика. Причем строился без чертежей, так все тогда строили. Практически "на глаз", который должен был быть по меньшей мере "как алмаз".

Изготавливать изразцы пригласили известного мастера Степана Полубеса. Звали его так потому, что люди говорили: не может человек такие прекрасные изразцы делать, не иначе как ему бес помогает. Узоры, украшающие широкий карниз и центральные закомары называют "павлиний хвост", т.к. мотивы такие восточные, необычные.

А боковые закомары сплошным ковром устилают изразцы, на которых изображены цветы - ромашки, колокольчики, гвоздики... говорят, все цветы, произрастающие в центральной России. Такой вот своеобразный гербарий.

Собор мог быть Собором только в том случае, если есть колокольня. На Покровском Соборе колокола не было никогда. Чтобы иметь формальную возможность открыть Собор, колокол повесили на Мостовую башню, над вторым четвериком, в восьмерике, который тогда был открытым. Так Мостовая башня стала по совместительству еще и колокольней. А в случае чего вполне могла дать и сигнал тревоги.

Ну и, конечно, построили на острове дворец. Вернее, не просто дворец, а целый государев двор. Прямоугольный в плане закрытый двор к западу от Покровского собора. В юго-западной части - деревянный дворец с каменной домовой церковью, а по периметру - каменные служебные постройки. Деревянный дворец был чем-то похож на на дворец в Коломенском, только попроще. Дача же. Ну, дача-то дачей, а ок. 300 башен и башенок было.

Государев двор занимал всю центральную часть острова. До наших дней сохранились только парадные Передние и Задние ворота с шатровыми башенками.

Когда-то башенку Передних ворот, ведущих с Государева двора к Покровской церкви, украшали голландские куранты, У ворот находились караульные помещения. Центральная часть называлась проездной, а боковые - пролазными.

Сверху - гульбище для охраны, куда они взбирались по узенькой лесенке.

Но самое главное - это "опытное хозяйство", которое разместилось не только на острове, но и на многие мили вокруг. Сюда согнали огромное количество крестьян и стали прокладывать дороги, строить плотины, различные постройки.

Сотни десятин земли расчистили под пашню. Сеяли не только привычные для Подмосковья культуры, но и привозили из дальних краев диковинные растения. Привозили землю из мест их естественного произрастания в торбах, для каждой культуры выписывали специалистов для ухода за ними опять-таки из родных мест. Тут росли и южные персики, шелковица, виноград, груши, сливы, вишня, миндаль, яблоки различных сортов, арбузы, дыни, лекарственные травы, выводились различные сорта сельхозкультур, используя что-то типа прообраза парников.

Сад разбили даже на Государевом дворе. Вообще слово "сад" на Руси твердо ассоциировалось с раем, райским садом. Просто несколько яблонек около дома никто садом бы не назвал. А здесь был именно Сад, с яблонями, символизирующими древо познания в Эдемском саду, виноградом, символизирующим Христа (вот тут были сложности и даже пытались виноград заменить крыжовником, называя его "северным виноградом", но вдруг получилось культивировать и настоящий виноград), разнообразными цветами. И, чтобы еще больше приблизить его к раю, летом туда выносили певчих птиц в клетках. Так что Измайлово можно было назвать настоящим райским островом.

С севера привезли и пытались культивировать лён. Кстати, Оленьи пруды, расположенные неподалеку, вовсе не Оленьи, к этим прекрасным животным они не имеют никакого отношения. В этих местах выращивали лён специалисты, "выписанные" с севера, где характерен "окающий" говор, а на берегах прудов лён обрабатывали. Они произносили "Оленяные". Потом слово трансформировалось в Оленьи.

Здесь же был первый стекольный завод. Стекло в России в принципе знали (ну там стеклянные бусики), но стеклянной посуды не было, да и вообще стекло не в ходу. Выписывать из-за границы, где уже и посуда и окна стеклянные, слишком дорого. У нас еще и окошки слюдяные, и дороги... обычные русские дороги, по которым провезти хрупкую стеклянную вазочку практически нереально, а после перевозки стоит она... дороже каменного моста (фигурально выражаясь). Вот и поставили первый стекольный заводик здесь, на месте современной гостиницы "Измайлово", который выпускал изделия в основном "для царского обихода".

Была пасека, коровник, маслобойня, мельницы, птичник (где водились павлины), текстильный и кирпичный заводы... да еще много чего. В названиях окрестных улиц сохранились отголоски тех лет.

Измайлово не было официальной царской резиденцией и зарубежным послам бесконечно сложно было сюда попасть (да на остров просто так и не проедешь - не пустят и все), поэтому они сюда больше всего и стремились. А кто попадал - неизменно удивлялись и восхищались. Попадающие в Измайлово европейцы называли его "Новым Версалем".

А царь здесь отдыхал душой. И, кстати, было от чего. Судьба у Алексей Михайловича была не самая простая. Вступив на престол в 1646 году в возрасте 16 лет, его, естественно, сразу же захотели оженить. На следующий же год был объявлен смотр невест. Во все города и веси разослали указ слать в Москву лучших красавиц, независимо от их происхождения. Красавиц много и, конечно, не всех их царю предъявляют, по дороге "конкурсы красоты" отсеивают большую часть претенденток, а в Москву попадают только красавицы из красавиц. Их поселяли в Кремле, где была оборудована специальная комната, куда по одной приглашались претендентки. Они входили в пустую комнату, не зная, что за ними подглядывают. Так выясняли, как будущая невеста ведет себя, ее нрав. Только потом уже на официальных смотринах царь должен был выбрать, ну хоть не совсем "вслепую". Так случилась, что первая девушка, которую в этой комнате увидел Алексей Михайлович, была дочь обедневшего касимовского помещика Ефимия Всеволжская. Алексей влюбился в нее, да так, что даже отказался всех остальных девиц смотреть, сразу же подарил ей кольцо и платок, что означало официальное предложение "руки и сердца".

Но такая невеста не устраивала ближайшего сподвижника царя, его "дядьку" боярина Бориса Морозова. Уж очень он хотел породниться с царем и задумал для этого порекомендовать царю жену такую, у которой была бы незамужняя сестра, на которой он сам мог бы жениться, и невеста такая уже была присмотрена. Ефимия же в этом смысле ему ну никак не подходила. Ходят слухи, что подкупил он слуг и те в питье Ефимии подсыпали каких-то дурманящих трав.

И вот один из ответственных моментов венчания: невесту должны вывести к боярам. Бояре собрались в комнате, пируют. Причем по тогдашнему этикету шубы за столом не снимались. И еще опять-таки по тогдашнему этикету было естественно при всех за столом "пускать газы". И вот туча бояр - дородных мужиков в жарких шубах, уже несколько часов хорошо кушающих и хорошо "газующих" помещение (при наглухо закупоренных окнах) - сидят в небольшом помещении, куда должны привести невесту царя. Атмосфера та еще. Да и подкупленные служанки времени зря не теряют. Помимо опаивания травами Ефимию одели в тяжеленное платье. Говорят, что наряд ее, расшитый драгоценными каменьями, весил почти 40 кг., так что она самостоятельно передвигаться практически не могла. Да еще косу служанка затянула специально до боли туго, головы не повернуть. А сверху ещё тугой жемчужный венец.

И вот Ефимия в тяжеленном наряде и жутко стянутыми волосами заходит в помещение, где воздух... кхм... зело несвеж, мягко говоря. Царь поднимается навстречу, и тут Ефимия покачнулась и упала. 

И, прежде чем Алексей Михайлович успел что-то сказать, раздается крик боярина Морозова: "Падучая!". А падучей болезнью в то время называли эпилепсию и боялись ее как огня. Даже малейшее подозрение, что у девушки такая болезнь, лишало ее возможности выйти замуж, а уж за царя... Если бы Морозов не крикнул, если бы царь успел что-то сказать, как-то объяснить, возможно, иначе все сложилось бы. Но... слово вылетело. Ефимию с семьей отправили в ссылку (потом правда быстро вернули и разрешили жить как и прежде, в Касимове). Как уехала она из дворца, так никаких "припадков" с ней не случалось, и жила она одна, так и не выйдя замуж, хотя претендентов было достаточно. И до конца жизни хранила она платок и кольцо, подаренные ей царем. Да и он долго не мог забыть ее. Вот такая романтическая история.

Но, тем не менее, Алесей Михайлович - царь, а царь обязан жениться и родить наследника престола. И, как и планировал Боярин Морозов, царь женился на Марии Ильиничне Милославской.

А сам боярин буквально через несколько дней после царской свадьбы - на ее сестре. Как ни странно, брак этот оказался счастливым, царь с царицею жили "душа в душу" и родили 13 детей. Только вот мистика: девочки в этом браке рождались здоровые и крепкие, а мальчики - хилые и болезненные. И умерла царица, рожая 13-го ребенка. Царь погоревал, да и женился вторично, на Наталье Кирилловне Нарышкиной. И она 30 мая 1672 года родила ему сына Петра, а потом еще 2 дочек. Ходили слухи, что рожден был Петр именно в Измайлово, но это не подтверждено. Все-таки, скорее всего, в Кремле.

И обе жены Алексея Михайловича, особенно Наталья Кирилловна, и все дети любили бывать в Измайлово. В те времена жутко боялись сглаза и царских детей от народа скрывали, не показывали до достижения совершеннолетия. Зато в Измайлово детям была вольница, здесь они свободно бегали, играли, забавлялись.

Алексей Михайлович больше всего любил соколиную охоту. Причем любил не результат охоты как таковой, а красоту соколов, как они взмывают высоко-высоко под облака, так высоко что их не видно, а потом камнем устремляются вниз, на жертву. И охотничьи угодья в Измайлово были обширнейшие (современные Сокольники, Соколиная гора). А в районе нынешнего Перово - были сплошные болота, где водилось неимоверное количество птицы. После охоты начинают эту птицу щипать, так все вокруг в перьях, земли не видно. Отсюда и пошло название "Перово".

Но иногда охота либо не удавалась, либо хотелось чего-то новенького, экзотичного. На этот случай в Измайлово держали зверинец (он был на территории нынешнего Измайловского парка). В зверинце содержались львы, тигры, рыси и барсы... и обычные зайцы, которых держали для царской охоты.

Конечно, за время царствования Алексея Михайловича, все-все не успели построить, но работа кипела, и царь самолично ее контролировал. и очень часто здесь бывал со всей семьей и домочадцами. А после его смерти сын Федор продолжил дело отца и проводил в Измайлово все лето, тоде строил, достраивал, перестраивал... Покровский собор достраивался при нем, государев двор...

Если Покровский Собор был "для всех" (туда мог зайти любой желающий, и царь и простолюдин), то для царской семьи была Федором Алексеевичем построена домовая церковь, Храм во имя индийского царевича Иоасафа. Существует такое предание, что жил когда-то в Индии царевич Иоасаф, и решил он принять христианство. Родители были против. Тогда он ушел и стал отшельником, праведником. Почему Индия? Сложно сказать. На Руси Индией называлось все что ни попадя. Где-то в дальних краях? Значит в Индии.

Сначала церковь была деревянной, а потом в 1683 году царевна Софья построила ее в камне, с облицовкой из белого кирпича. Церковь получилась чудо как хороша

Здесь детство свое провели все дети Алексей Михайловича. Кстати, Петр Первый в детстве боялся воды и не умел плавать. Именно здесь один из особо приближенных уговорил Петра покататься на лодочке по прудам, а, отплыв от берега, столкнул его в воду. Сначала Петр испугался, но потом нащупал ногами дно (что при его-то более чем 2- метровом росте не проблема) и пошло-поехало...

Более того, когда Петру исполнилось 16 лет, шлялся он по Измайлово, и вдруг набрел на старый сарай, где старый владелец имения и его дед Никита Иванович Романов бросил старый английский ботик (а ботик между прочим мог плавать против ветра, что для нас было почти чудо). Нашел он голландского корабельного мастера, тот ботик починил, и отправился Петр на нем в плавание по прудам Измайлово.

Но мелковат масштаб, ботик перенесли на Яузу, но и и там "узковато", что даже из названия речки видно. Перетащили дальше, в Просяному пруду в Измайлово, который достаточно большой и глубокий. Но хочется мальчишке чего-то большего, ему бы флот целый! Ну и начал мечту свою в жизнь воплощать, а ботик этот, "дедушку русского флота" под названием "Святой Николай" перевезли в Кронштадт, где он принимал участие в празднованиях, и так потом в Питере и остался.

Окончание следует...